Даржаа Эрестол Даржааевич
Герой Социалистического Труда, Член постоянной Комиссии Верховного Совета Тувинской АССР по сельскому хозяйству
Данная статья из биобиблиографического указателя «Вековая иСТОрия ТНР: ровесники ТНР», изданного ТРДБ им. К.И.Чуковского в 2021 году, г. Кызыл. В указателе содержатся материалы об исторических, наиболее ярких личностях нашей республики, рожденных в 1921 году, — год основания Тувинской Народной Республики. Их судьбы тесно связаны с историей становления и развития образования, науки, культуры, а также различных отраслей народного хозяйства ТНР.
Родился в 1921 году в семье арата-охотника, тувинец, беспартийный, образование начальное. С 1952 года работал охотником-промысловиком колхоза «Советская Тува» Тоджинского района.
Следопыт из Тоджи
Маленький, двенадцати местный самолет, круто развернувшись над сопкой, пошел на снижение. Толчок, еще толчок, и мы уже не летим, а катимся по зеленой луговине аэродрома, который расположен посреди небольшого таежного поселка Хамсара. В Хамсаре живут в основном охотники-оленеводы. Мне нужно увидеть одного из них — Эрестола Даржаа. Знающие люди говорили, что недавно он перекочевал со своими оленями ближе к поселку. Я уже многое знал о нем. Знал, что родился и вырос он в верховьях куражливой речки Хамсара, среди заснеженных гор. С детских лет охотился с кремневым ружьем (других тогда не было в Туве) на горных коз, быстроногих маралов, хаживал на медведей. Знал, что Эрестол Даржаа детство провел в берестяном чуме — неприхотливом жилье тоджинских звероловов. До революции его родичи кочевали с оленями по тайге, добывая пушного зверя. Для пищи собирали съедобные корни ягоды. Ни одного врача, ни одного учителя, невежество и нищета, сплошная неграмотность. Теперь здесь иная жизнь, в республике с гордостью говорят: «Кто в Тодже не бывал, тот Тувы не видал». Теперь бывшие звероловы — рабочие совхозов «Тоора-Хем», «1-е Мая» и коопзверпромхоза. На таежных полянах выросли поселки Тоора-Хем, Ий, Алдыр-Кежик, Ырбан, Сыстыг-Хем, Саддам — со школами, магазинами, детсадами, учреждениями культуры. В домах радио, электричество, холодильники, телевизоры. Тоджинцев ценят, уважают за отменное трудолюбие. Более двухсот человек за самоотверженный труд удостоены правительственных наград. Тоджинцы гордятся, что из их среды вышли писатели Юрий Кюнзегеш, Леонид Чадамба, ученая Зоя Арагачи, первый врач тувинец Сергей Серекей, Герой Социалистического Труда Эрестол Даржаа...
Все это я знаю из рассказов бывалых людей и литературных источников. Однако знания эти пока остаются в тумане и сейчас не оказывают мне никакой помощи. Уже разгружен самолет, пассажиры занимают свои места в салоне, а сбежавшиеся хамсаринцы не расходятся, ждут, когда он взлетит. Я обращаюсь к одному из мужчин, стоящему рядом, и осведомляюсь о Даржаа. Он улыбается в ответ:
— Я и есть Эрестол Даржаа. Передо мной стоит коренастый, невысокого роста мужчина лет шестидесяти на вид, с высеченным, будто из камня, лицом, с сеткой мелких морщин под внимательными глазами. Он молодцевато подхватывает мой рюкзак, взваливает на спину, и вот мы уже идем по узенькой тропинке к его жилью.
— Вы попали к нам в самое хорошее время,— замечает Эрестол Даржаа. По-русски он говорит хорошо, почти без акцента.— Золотая осень, в тайге нет гнуса, тишина,— и тут же добавляет: — Завтра иду в тайгу проповедать ореховую плантацию, да и охотничью избушку надо к зиме подремонтировать. Если хотите, пойдемте вместе. Это недалеко, километров 15-20.
Утром над рекой сияет солнце, и удаленные вершины гор сверкают рафинадом — ночью там выпал снег. Воздух чист и свеж. Мы долго идем извилистой горной тропой, утонувшей в хвое и мхах, пока не заходим в гущу леса. Эрестол, идущий впереди, останавливается и, приложив палец к губам, подает сигнал тишины, будто мы можем спугнуть что-то живое. Но впереди лишь большой серый камень, а из-под него пробивается на поверхность, вспучиваясь грибовидным бугорком, маленький родничок. Родник разбивается на отдельные ручейки и тут же неподалеку сливается в один, торопливо убегает туда, где шумит порожистая горная речка Хамсыра. Мы несколько минут стоим над хрустальной прозрачностью воды, слушаем, смотрим. Затем, сложив ладони корытцами, зачерпываем воды, напиваемся до зубной ломоты.
— Целебная, вкусная водица, наш аржаан,— поясняет Эрестол.
Чем дальше мы уходим в лес, погружаясь в его сказочный мир, тем все более во мне растет и крепнет ощущение, будто за спиной вырастают большие, упругие крылья, которые вот-вот взмахнут и умчат меня в небо... Ощущение это усиливается при взгляде на облака. По-осеннему плотно собранные, они широко и вольно проплывают над вершинами пихт, берез, сосен. Иногда срывается ветер, и тогда лес оживает, наполняется звуками, а поскрипывающие стволы деревьев с достоинством кланяются облакам. На поляне я срываю несколько цветков, кладу их на ладонь и в который уже раз удивляюсь: маленькие, да удаленькие — весь мир в себе держат; в самой середине желтые тычинки — солнце, а вокруг голубые лепестки — небо. Вселенная, а умещается на человеческой ладони! Поляна небольшая, снова начинается лес. Вскоре мы обращаем внимание на то, что моховой покров у тропинки изодран в клочья, а кусты поломаны. Даржаа останавливается, осматривается вокруг, объясняет: здесь медведь напал на марала, и между ними произошла горячая схватка. Видно, что марал отчаянно защищался и, может быть, ему удалось отбиться от медведя, так как нигде не оследился кровью. Пройдя немного берегом реки, замечаем, что вдалеке кто-то шевелится у самой кромки воды. Присмотревшись хорошенько, видим купающегося в Хамсаре медведя.
— Ванну косолапый принимает, — шепчет на ухо Эрестол.
Мишка так увлечен своим занятием, что не обращает на нас никакого внимания. Он взбирается на крутой берег, сильно разбегается и плюхается в воду. Немного проплывет, затем, отряхиваясь, вновь лезет на берег. Решаем подойти поближе и, если удастся, то сфотографировать его. Я чуть подаюсь вперед, навожу объектив фотоаппарата и нажимаю на спусковую кнопку. И этого достаточно, чтобы медведь услышал. Мишка моментально выскакивает из реки и пускается наутек. Я рад таежному трофею и обещаю Эрестолу Даржаевичу подарить хороший фотоснимок. Вскоре подходим к отвесной скале, нависающей над рекой. С одной стороны — вертикаль утеса, с другой — обрыв: далеко внизу бурлит порожистая река. Эрестол Даржаа как ни в чем не бывало идет впереди, за ним — я, не отступая ни на шаг. Чтобы не кружилась голова, смотрю не вниз, на реку, а себе под ноги.
Но вот тропа выводит на простор, к небольшому ручейку, сплошь заросшему дикой смородиной. Кусты ее покрыты гроздьями очень крупных черных ягод. За лакомством мы совсем забываем о возможности встретиться с медведями, которые любят спелую смородину. Вскоре на тропинке Эрестол обнаруживает следы крупного медведя, вероятно, того самого, который купался в реке.
Мы еще долго поднимаемся в горы, пересекая вброд горные ручейки, перепрыгивая через глубокие промоины на крутых склонах. Путь становится все тяжелее, а потом тропа и вовсе обрывается.
— Ну, вот мы и пришли,— облегченно вздыхает Эрестол, горделиво оглядывая свое «хозяйство». Могучие кедры гигантскими бронзовыми стрелами пронзают небо. Чистый, без единого постороннего кустика кедрач, весь пронизанный солнечным светом, будто старинная рать, идущая в бой, подымается по пологому склону горы,
— Красиво, не правда ли?— замечает Даржаа, снимая с плеч ружье и рюкзак. — Кто хоть раз побывал в нашей тайге — не забудет ни красоты, ни чистоты ее воздуха. Зимовье — небольшой, ладно рубленный домик. Внутри нары, печка и небольшой стол у единственного окошечка. Здесь охотник-следопыт проводит долгую зиму, добывая соболей, колонков, белок, норку... Сейчас, в теплую пору, не хочется залезать в избушку, и мы разводим костер поодаль. Пока греется чай в пузатом котелке, закопченном до черноты, сидим у огня и ведем неторопливую беседу. Глаз сам собой отличает рыжую белку, скачущую по соседнему кедру, полосатого бурундука, ловко взбирающегося на дерево, кедровку, ревниво отгоняющую от своих припасов крикливую товарку.
Эрестол Даржаа замечает при этом:
— Иной раз диву даешься, как эта птаха зимой под глубоким снегом находит свой клад. Кедровка или помнит, где припрятала орех, или обладает чутьем. Вот медведь весной отыскивает бурундучьи запасы чутьем, ведь кедровые орехи, особенно лежалые, издают сильный запах. Между тем чай вскипает. Даржаа поднимается с поваленной лесины, снимает с таганка котелок. Из таежной избушки приносит в небольших мешочках заварку, вяленую рыбу, куски сушеного мяса. Ужин начинается. Охотник ест, не торопясь, из железной кружки прихлебывает горячий чай. Затем, также не торопясь, собирает в мешочки остатки ужина, набивает трубку табаком, с видимым удовольствием закуривает. Я приготовился слушать бывалого охотника, намеренно не задаю ему лишних вопросов и оказываюсь прав. После первых же затяжек Эрестол Даржаа указывает чубуком трубки на кедрач:
— Тайга здесь богатая, корма и зверям, и птицам достаточно. И грибов, и ягод вдоволь. Но главный кормилец таежных жителей — все-таки кедр. Вы знаете, — спрашивает он, — сколько кедрового ореха поедает медведь, чтобы запастись жиром на зимнюю спячку? Чуть ли не тонну. А сколько припасают ореха белка, бурундук, кедровка, сойка! Лесные мыши, и те пользуются кедром. Цены нет этому дереву,— Даржаа аккуратно выбивает пепел из трубки о рядом лежащее полено и приступает к главному: — С тайгой-то я познакомился рано, еще и десяти годов не было. Правда, ружье мне не давали, ходил в лес просто так: посмотреть, послушать. Если идти осторожно, не шуметь, то увидишь и услышишь много интересного. Часто заслушивался рассказами отца об охоте. А когда он брал меня с собой в тайгу — от радости всего распирало. Отец знакомил меня с повадками различных зверей, учил распутывать на снегу замысловатые следы соболя, белки, колонка, выдры, норки. Бывает, и хорошая лайка попадет, но неопытный охотник толкает ее на старый след. А разве найдешь норку или соболя по остывшему следу? Охотник должен безошибочно «читать» на снегу любую азбуку; откуда и куда бежали куница и белка, сытый или голодный зверек, какое расстояние он сумеет пробежать, пока ты на лыжах или олене не догонишь его и не заставишь укрыться на дереве. Ну, а как только зверек оказался на дереве, тут уж не зевай. У тебя должна быть твердая рука и меткий глаз. Бывает, молодые охотники не придают значения одежде. Но если от хорошего ружья во многом зависит успех (иногда и жизнь охотника), то от исправной одежды — его здоровье. Ведь нелегкое это дело — в сорокаградусный мороз ночевать у костра.
— А не надоело все это? — задаю я первый и, кажется, не к месту, вопрос. Но Даржаа не обижается, он чему-то тихо улыбается, долго набивает трубку табаком, прикуривает.
— Я знаю все тропинки в тайге,— говорит он потом. — Умею валить лес, могу быстро сооружать берестяной чум, управляюсь с оленями, хорошо хожу на лыжах. Это — моя профессия. Здесь, в тайге, моя жизнь. Как же все это может надоесть?
— Эрестол Даржаевич, — не унимаюсь я, — а не скучно в одиночестве?
— Какое одиночество! — смеется охотник. — Его выдумали люди, не бывавшие в тайге. Только равнодушный человек почувствует себя в тайге заброшенным. Нам скучать не приходится, ведь вокруг нас целый мир. Бывают и веселые минуты. Если хочешь слушать — слушай.
Однажды устремился я в погоню на лыжах за соболем, он только что скрылся в зарослях кедрача. Чтобы не потерять его из виду, изо всех сил нажимаю, мчусь на лыжах с высокого пригорка. И вот тебе на! В азарте не разглядел, как на моем пути встал обрыв. Не успел затормозить и вместе с лыжами полетел вниз головой. Но мне повезло: над обрывом нависла большая лиственница, и мои лыжи зацепились за ее сучок. Повис вниз головой, в глазах потемнело. А жить хочется. Вспомнил про рюкзак, выхватил охотничий нож из ножен и обрезал им ремни. Рюкзак долго летел вниз, пока не шлепнулся глухо о валуны, припорошенные снегом. Изловчился, ухватился руками за сук, осторожно подтянулся к нему и только тогда обрезал ремни крепления лыж. Дальше было легче — по стволу дерева выкарабкался на край обрыва. Ночью добрался до избушки, по глубокому снегу-то без лыж — что без ног. Запалил бересту в печурке и рухнул на нары. Вот какие бывают веселые минуты в тайге, — улыбается Даржаа, вновь заражаясь давно пережитой радостью спасения. — Тайга, брат, — уже серьезно добавляет охотник, — это не набережная в Кызыле. С тайгой шутки плохи, здесь ухо в остро держи. Но я вам так скажу: нет ничего опаснее браконьеров. В отсутствие охотника они заберутся в избушку, все дрова спалят, все продукты изничтожат, напьются самогону, нагадят, побьют все и вся. А потом — давай шалить в таежке. Иной раз ранят медведя. Зверь обозлится и начинает мстить человеку. Вот такой шатун и напал на меня однажды.
Как-то сижу на пеньке, отдыхаю, трубку набиваю табаком — глядь, а метрах в десяти большущий медведь встал на задние лапы и прет на меня. Хорошо, ружье рядом оказалось. Прямо в пасть выстрелил хозяину тайги. А тот — в драку! Как вдарит лапой по спине, так я метров на пять с ружьем отлетел в сторону от пенька. Медведь за мной, но я успел вскочить и спрятаться за дерево. Медведица ударил лапой по кедру, зарычал и замертво свалился у моих ног.
— Такие вот дела, — заканчивает охотник. — Так что скучать не приходится. И все же тайга для нашего брата — что поле для хлебороба. Отними у меня ее — и жизнь станет не мила.
Костер затухает, и я не вижу выражения лица рассказчика. Но догадываюсь, что при последних словах расправляются морщинки на нем, молодо, задорно блестят глаза бывалого таежника. Он сейчас у себя дома, и никому не отнять у него этот дом. За разговором не заметили, как подошла середина ночи. Эрестол встал и молча пошел к избушке, всем своим видом показывая: главное сказано — о чем еще говорить?
Сборы на ночлег заняли немного времени. Охотник разостлал на нарах оленьи шкуры. Вскоре он уже мерно дышал. Мне не спалось. Невольно прислушиваясь к ночным таежным звукам, вновь и вновь вспоминал подробности дня. Казалось, я прожил в нем чью-то большую и счастливую жизнь. Уже засыпая, догадался: это была жизнь знатного охотника-следопыта, о которой он сам так емко рассказал.
О нем
- Пивоваров, В. П. Следопыт из Тоджи: [о Э. Д. Даржаа] / В. П. Пивоваров. – Текст: непосредственный // Ими гордится Тува: очерки о героях Социалистического Труда / В. П. Пивоваров. – Кызыл, 1982. – С. 56-63.
- Чавынчак Д.А.
- Биобиблиографический указатель «Вековая иСТОрия ТНР: ровесники ТНР»
