Древнетюркские памятники и тувинская поэзия

Как известно, древние кочевые тюркоязычные народы, жившие на степных просторах Центральной и Средней Азии создали в VI веке (в 552 г.)высокоразвитую империю народа «көк тюрк» («голубых тюрков») ‒ Тюркский каганат, имевший свою развитую культуру, о чем свидетельствуют письменность и литературные памятники, которые являются ценным, непреходящим наследием всех тюркоязычных народов, расселившихся по всей Евразии.
Как заключил Л. Н. Гумилев, «кочевая культура имеет самостоятельный путь становления, а не является периферийной, варварской, неполноценной ныне вопрос может быть поставлен лишь о взаимных влияниях между оседлыми и кочевыми народами, а никак не о заимствовании кочевниками культуры у китайцев, согдийцев или греков» (Гумилев, 1993, с. 94).

Один из древнейших тюркоязычных этносов Центральной Азии ‒ тувинцы ‒ это народ с многовековой историей, своеобразной духовной и материальной культурой. Являясь прародиной скифов, гуннов, тюрков, уйгуров и кыргызов, Тува остается носителем культуры этих древних народов. Об этом свидетельствуют курганы «Аржаан-1», «Аржаан-2», каменные изваяния, петроглифы, рунические письмена, высеченные на каменных стелах: 60% всех памятников орхоно-енисейской письменности находится на территории Тувы ‒ древней земли, по праву считающейся колыбелью многих народов Евразии.

И естественно, тувинская словесность, и художественная культура тесным образом связаны с письменным наследием древних тюрков. Древнетюркские надписи на каменных стелах следует рассматривать не только в системе культуры, языка, религии и традиционного мировоззрения народов Центральной Азии, но и как явление древней литературы.
Памятники орхонской письменности, определенные И. В. Стеблевой как историко-героические поэмы ‒ «Малая надпись в честь Кюль-тегина», «Большая надпись в честь Кюль-тегина», «Надпись в честь «Тоньюкука» (все датируются VII в.) ‒ находятся на берегу р. Орхон в Монголии. Древнетюркские памятники, обнаруженные вдоль Верхней и Средней части Енисея ‒ на территории Тувы, Хакасии и Минусинской котловины, являются в основном образцами эпитафийной лирики древних тюрков VII-XII вв.

Всего насчитывается более 140 памятников орхоно-енисейской письменности, около 90 из них находятся на территории Тувы (Аранчын, 1993, с.5).
Рунические надписи древних тюрков, являясь одним из архаических пластов тюркоязычной словесности, имеют художественные достоинства ‒ эпический принцип построения сюжета, сложный пространственно-временной континуум, особенность ритмической организации, стиля и т.д. ‒ и это, как заключил Р. Н. Баимов, «доказывает высокий уровень художественного мышления древних тюрков» [Баимов, 2005, с.25].

Историко-героические поэмы древних тюрков по ритмике, стилю повествования близки эпическими произведениями тюрко-монгольских народов: «Манас», «Гэсэр», «Джангар», «Урал-Батыр», «Танаа-Херел», «Бокту-Кириш, Бора-Шээлей», «Нюргун-боотур Стремительный», «Маадай-Кара», «Алтын-Арыг» и другие. Древнетюркские памятники близки к эпическим сказаниям также по архитектонике и главной смысловой концепции ‒ борьбе добра и зла.

Влияние древнетюркской культуры на современную тюркскую литературу очевидно. Тем не менее, не можем утверждать, что орхоно-енисейские памятники, как памятники литературы, имеют прямое влияние на современную литературу виду того, что древнетюркская письменность была утеряна после XII века, просуществовав около шести столетий, и прервалась эволюция письменной культурной традиции. Сегодня можно говорить об историко-генетическом влиянии через никогда не прерывавшуюся устную традицию, исторической и лингвистической памяти тюркоязычных народов, благодаря чему, например, в произведениях тувинского фольклора и литературы сохранились образы и мотивы древнетюркской литературы. Такие концепты, как «Көк дээр» (синее Небо), «Дээр-Ада» (Небо-Отец), «Чер-Ие» (Мать-Земля), хүн (солнце), ай (луна) и другие, имеют место не только в богатой жанровой системе фольклора, шаманских алгышах (песнопениях), но и в современной поэзии и прозе. Однако, стоит отметить, что были забыты такие стилеобразующие мотивы эпитафийной лирики древних тюрков, как «адырылдым» (я отделился) и «покпедим» (я не насладился). Благодаря расшифровке, переводам и издании памятников орхоно-енисейской письменности. Современные тувинские писатели ощутили поэтическую и эстетическую близость с художественным наследием своих древних предков и стали заимствовать стилеобразующую и жанровую особенности эпитафийной лирики, эстетику и ритмику древних произведений. Например, художественный опыт предков выразился в 1990-х годах в жанре плача и заклинания «халак» в творчестве А. Даржая, эпитафийной лирике в творчестве Ю. Кюнзегеша и А. Уержаа. В прославлении легендарных героических предков в творчестве Ю. Кюнзегеша («Кɵк-Эл» (название местности), «Багырның хылыжы» - «Меч Багыра»), Э. Мижита («Кезерниң балдызы» - «Палица Кезера») и т.д.

Литературоведческому анализу памятников древнетюркской литературы (с середины XX века) посвящены работы известных тюркологов В. М. Жирмунского, А. Н. Бернштама, А. М. Щербака, которые считают, что древнетюркские памятники являются прозаическими произведениями, а енисейские надписи характеризуют как «примитивные и непритязательные тексты»; И. В. Стеблевой, которая рассматривает орхоно-енисейские надписи как поэтические тексты, построенные в рамках стихотворного канона; А. Бомбачи, А. фон Габен, которые относят надписи древних тюрков к литературе вообще, и другим. Таким образом, вышеуказанные ученые, бесспорно, считают древнетюркские рунические надписи памятниками литературы. Вопрос только в том, прозаические ли это произведения или поэтические. Рассмотрим поэтические особенности древнетюркских текстов.

В отличие от современной тувинской поэзии, в древнетюркских эпитафиях (как и в надписях в честь Кюль-тегина, Тоньюкука, Гадательной книге и др.) не наблюдается силлабической равно сложности. В определении версификации древнетюркских текстов ученые имеют разные мнения: А. М. Щербак относит к силлабической системе [Щербак, 1970, с.122], Ф. Е. Корш ‒ к силлабо-тонической [Корш, 1909, с.139], И. В. Стеблева ‒ к тонико-темпоральной системе [Стеблева, 1993, с.35-36].

На наш взгляд, древнетюркские надписи являются силлабическими, дисимметрическими свободными стихами, состоящими из неравносложных строк, построенных в зависимости от художественной интонации, подобно структуре интонационно-фразовых стихов, т.е. являются дисимметрическими свободными стихами. Чем древнее поэзия, тем свободнее она от изобразительно-выразительных канонов.
Приведем характерные примеры из орхоно-енисейских надписей по подстрочному переводу Монгуша Д. А. с оригинала:

«Эл-чурттуг чон чордум,
Эл-чуртум ам кайыл?
Кымга эл-чурт тып бээр мен?
Каганныг чон чордум.
Каганым ам кайыл?
Чүү каганга ижим-күжүм бээр мен? (КТМ, 9)

«Эл-чурттугнуң эл-чурттун ышкындырган,
хаанныгның хаанын ышкындырган» (КТБ, 15)

«Дайзыннарын базып оожургаткан,
дискектигни сɵгүрткен,
баштыгны мɵгейткен» (КТБ, 15)

«Ядыыны бай кылды,
эвээшти хɵй кылды» (КТБ, 16)

«Эл-чурттугну эл-чурт чок кылдывыс,
каганныгны каган чок кылдывыс.
Дискектигни сɵгүрттүвүс.
Баштыгны мɵгейттивис» (КТБ, 18)

«Мɵге оол урууң эр кул болду.
Силиг кыс урууң кыс кул болду» (КТБ, 24)

«Дүне удувадым,
хүндүс олурбадым» (КТБ, 27)

«Ядыы чонну бай кылдым,
эвээш чонну хɵй кылдым» (КТБ, 29)

«Шериглерин шаштывыс,
эл-чуртун алдывыс» (Т, 46)

Исходя из этих примеров, можем сказать, что для древнетюркского стиха характерна синтаксическая аналогия, в основном, в виде семантической тавтологии, т.е. наблюдаются зачатки рифмы. Можно обнаружить явление изосиллабизма (КТМ, 1, 6, 7, 9; Т, 14;КТБ, 2, 8, 9, 13, 15, 16, 23, 24, 27, 29; Т, 14, 54 и т.д.), т.е. тяготение к силлабической системе стихосложения, которая характерна для стихосложения тюрко-монгольских народов южной Сибири (тувинцев, алтайцев, бурятов, шорцев, хакасов, якутов). Также изобилуют в вышеуказанных примерах метафоры, сравнения, также фразеологические обороты, пословицы, поговорки. Отметим, что в этих древних текстах средства звуковой организации аналогичны средствам современной тувинской поэзии.

В следующих енисейских эпитафиях (надписях памятников из Уюк-Турана, с. Элегеста, р. Барык и др.) также можно заметить поэтические достоинства (Перевод с древнетюркского на тувинский язык Д. А. Монгуша, подстрочный пер. Л. Мижит.):

Е-7
(3) дээрде хүнге, черде улузумга пɵкпедим.
(я не насладился солнцем на небе, своими близкими на земле)
Е-3
Алдын ок хавын белимге багладым. Дээр уктуг эл-чуртумга пɵкпедим.
(Золотой колчан я на поясе ношу.
Не насладился я эл-родиной небесного происхождения)
Е-45
(10) Чавысты Күмүл мен бедик кылдым, силерге пɵкпедим.
(Я, Кумул, сделал низкое высоким, вами не насладился я)
М-72
Кɵк теңгриде болтум…
(Я оказался на синем небе…)

Нужно отметить, что литературные достоинства енисейских памятников не в полной мере оценены. Например, без проникновения в эмоциональный мир древнетюркской лирики трудно, подчас невозможно, уловить весь трагизм и поэтичность слова «адырылдым» из енисейских эпитафий, который на русский язык переводится мало что говорящим словосочетанием «я отделился», тогда как в контексте надписи, помимо горечи расставания и прощания, слышится горестный вздох и даже рыдание. Данное слово на тувинском языке звучит так же и несет в зависимости от контекста ту же смысловую нагрузку. Необходимо также отметить, что слово «adyryldym» используется в текстах как метафора ‒ при наличии в древнетюркском языке слов «ɵlum», смерть, «ɵlur» умирать, «ket» уходить, исчезать, умирать. Эмоциональный тон, эмоциональная окраска, стилистический ореол слова «адырылдым», выражаясь словами Ю. Н. Тынянова, ‒ очень важный фактор в развертывании лирического сюжета; тон, задаваемый этим словом, определяет суть стихотворения». Для лучшего осмысления текстов полезно было бы подвергнуть такому же анализу и другие слова енисейских эпитафий. Метафорично также использование слов «kuncuyum» принцесса моя, «bökmedim» не насладился и др.
Рассмотрим некоторые мировоззренческие особенности орхоно-енисейских памятников и их влияние на современную тувинскую литературу.

В письменных памятниках, древних тюрков можно обнаружить наличие мировоззренческого феномена ‒ трехуровневую модель Вселенной, которая идет из глубинных, архаических пластов религиозно-мифологического сознания восточных народов. В тувинской мифологии небо называлось Ак Дээр (Белое Небо) или Кɵк Дээр (Синее Небо) [Кенин-Лопсан, 1993, с.80], а в памятниках древних тюрков ‒ Синее (голубое) Небо. Выражение неба эпитетом «белый» или «синий» (голубой) усиливает контраст неба и земли, так как тувинцы называют землю Кара Чер (Черная Земля). Например, «Үстүнге кɵк дээр, адаанга кара чер кылдынарда…» («Когда вверху синее небо, а внизу черная земля были сотворены…») ‒ КТБ,1. Здесь налицо параллелизм, но происходит «единство противоположностей», в результате которого появляется третий элемент триады ‒ «…между ними был сотворен сын человеческий») – КТБ,1).

Тенгри (тув. Денгер), как верховное божество теологической структуры, определяет судьбы людей, управляет их делами. В тувинской поэзии данное религиозно-мифологическое воззрение отражается в жанрах «халак» (плач), «мɵргүл» (молитва), в обрядовой поэзии: «чалбарыг» (прошение милости, благополучия), «алгыш-йɵрээл» (благословение) и т.д.
Характерной чертой стиля древних эпитафий является плач по небесным светилам, которые навсегда погасли для героев надписи:

«Кɵк теңриде күн, ай азыдым»
(Солнце и луну на голубом небе я не стал ощущать).

И в тувинской поэзии большую смысловую роль играют образы светил. Например, в стихотворениях С. Пюрбю, К. Кудажы, Р. Лудупа образ матери сравнивается с Солнцем и Луной. Также можно обнаружить множество стихотворений, аналогичных миниатюрам древних тюрков по стилю и ритмике, образам и мотивам, идущих из потаенных глубин сердца, воссоздающих плач, горестное рыдание, связанное с потерей, расставанием с близким человеком. Например, в стихотворениях Сергея Пюрбю и Романа Лудупа о расставании с матерью:

Күжүр авам өлбейн,
дириг чорда,
Күзел чедир ынакшывайн,
Арай эрте чарлып,
орнукшуттум.
«Авай» деп сөс мени кагды…
(«Кара-Суг»)

Орай күстүң хола сарыг бүрүлери
Орук-чолуң чулазы бооп чырып турлар.
Оран-таңдың, авайым сээ, сөөлгү белээ.
(Р. Лудуп)

Как известно, шедеврами тюркской классической поэзии являются маснави (большое эпическое произведение) «Кутадгу билиг» («Благодатное знание») Юсуфа Баласагуни ‒ этико-дидактические произведения, написанные под влиянием арабо-персидской поэзии и «Диван лугат ат-турк» («Собрание тюркских слов») Махмуда аль-Кашгари (XI в.) ‒ собрание морально-этических, воинских и других произведений. Например:

Внемли мне, ‒ сказал Огдюльмиш, ‒ о элик,
Желанно мне, чтобы ты в речь мою вник.
Бывают и свойства, чья сущность лиха,
Я назову тебе, мудрый, греха.
Во-первых, бессовестный нрав нехорош,
Второе ‒ привычка обманывать, ложь.
А третье ‒ корыстная жадность скупцов,
Три вида пороков ‒ три рода глупцов (Баимов, 2005, с.180)

В тувинской поэзии близки к ним по морально-дидактическому принципу произведения Народного писателя РТ Александра Даржая: поэма «песни цветных речных камешков о чести человека», состоящая из 81 четверостишия, также многочисленные двустишия, трехстишия (ожук дажы), 5-, 6-, 8-стишия. Например:

Никаких монументов не нужно тому,
Кто по совести жил, поступал по уму.
Его имя, которое он оберег,
Станет памятником на намеренный срок.

Довели ли хоть раз до добра человека
Жадность, наглость, желание звона успеха?
Знай же: каждая чаша имеет края.
Ливень реку взбурлит, наводненье неся.
(пер. с тув. В. Евпатова)

Далее нами рассматриваются образцы трехстиший из эпитафийной лирики древних тюрков, выявляются аналогии и признаки преемственности по отношению к современным трехстишиям тувинской поэзии ожук дажы ‒ «камни очага», которые, на наш взгляд, могут дать толчок в решении вопроса об отнесении древнетюркских текстов к поэтическим произведениям.

Как отмечает Ю. Б. Борев, «Историзм Веселовского … носит позитивистский характер и направлен не на раскрытие причинно-следственной связи в художественном процессе, а на фиксацию повторяемости явлений. … Историзм Веселовского акцентировал внимание на содержании литературы, художественная форма же рассматривалась им как консервативная сфера литературы. Если в содержании возможно новаторство, то в форме ‒ только традиции» (Борев, 2001, с.108-109). В тувинской поэзии зафиксирована такая «повторяемость явления» в виде появления новой жанровой формы в конце XX века. Трехстишные надписи древних тюрков изучаются нами как один из возможных истоков жанра ожук дажы.

На основе изданий и переводов с древнетюркского языка памятников орхоно-енисейской письменности, представленных в работах В. В. Радлова, С. Е. Малова, И. А. Батманова, А. Ч. Кунаа, З. Б. Арагачи (Чадамба), Д. А. Монгуша и других, нами выявлены памятники, имеющие трехстрочную поэтическую форму. Стихотворная форма надписей этих памятников была определена учеными визуально, без стихотворной реконструкции. Естественно, учитывался тот факт, что эти надписи высечены на камнях.

Енисейские древнетюркские надписи на стелах, названные С. Е. Маловым «кладбищенской поэзией», представляют собой небольшие тексты, описывающие основные события из жизни древнетюркских воинов и выражающие сожаление, плач по жизни на земле, горечь расставания. Данные эпитафии содержат в основном обращение от первого лица ‒ от лица погибшего знатного, доблестного героя. Вероятно, оставлял память о герое близкий ему человек, знавший его биографию, важные даты его жизни, доблестные поступки, семью.
Енисейские эпитафии написаны большей часть в одной художественной форме, стиле и композиции, что говорит о существовании общей древнетюркской литературной традиции маркировки надгробных памятников знатных полководцев, героев поэтическими текстами. Возможно, были специальные «поэты», которые создавали тексты эпитафий, освещавших жизнь достойных людей той исторической эпохи, «поэты», глубоко чувствующие сожаление и скорбь человека, уходящего в мир иной.

Например:
Сиз окунч эб бöкмедим
токуз йашда тоглык канка тапдым эрдим
Билмедим буңым Он эрмиш (Памятники, 1953, с.46)

Вами печальным домом я не насладился
В девять лет я стал служить бунчужному хану
Я не знал своей печали Десять было
(пер. И. А. Батманова)

Особенность стиля и выражения, поэтичность данных строк, на наш взгляд, здесь налицо. Аналогично ожук дажы в вышеприведенном древнетюркском трехстишии, несмотря на свободную форму стихосложения, наличествуют следующие конструктивные признаки ритмической организации:
1) синтаксический параллелизм ‒ характерная черта стиля;
2)анафорическая аллитерация (перекрестная начальная рифма);
3) рифмовка грамматического типа (смежная конечная рифма, в других эпитафиях встречаются и ассонанс, и рифма-эхо);
4) сквозная аллитерация (или звукопись, аллитерирующие звуки ‒ к, м).
Ожук дажы и енисейские трехстишия имеют некоторые общие черты в ритмической организации, структуре и композиции. Естественно, не следует забывать, что древнетюркским эпитафиям присущ лапидарный стиль, поэтому они проще по организации, чем ожук дажы.

Памятники орхоно-енисейской письменности с трехстрочными надписями были зафиксированы на территории Тувы, Монголии, Киргизии и Хакасии. Пока нами выявлено около 20-ти памятников эпитафийной лирики, оформленных в виде трехстиший. Определено также, что из 60-ти рассмотренных нами (опубликованных) памятников надписей в 3 строки намного больше, чем в 2, 4, 5 строк. Этот факт дает возможность предположить, что миниатюрные формы, в частности, трехстишные, существовали в письменной культуре древних тюрков и дошли до нас в виде застывших в вечности текстов. Они продолжали жить в устной форме в виде плачей, причитаний, благословений, которые, вероятно, представляли собой одно неразрывное целое.

Небезынтересно также отметить, что трехстишную форму имеют не только надписи орхоно-енисейских памятников, но и некоторые миниатюры древнетюркской «Ырк битиг» («Гадательной книги») XI в. Стихотворная реконструкция сделана И. В. Стеблевой, которая установила, что «поэтические особенности текста такие же, как в орхоно-енисейских сочинениях. Поэтому «Гадательная книга» является важным звеном в цепи непрерывной традиции развития тюркских поэтических форм» [Стеблева, 1993, с.12]. Эти трехстишия представляют собой лаконичные стихотворения с некоторыми особенностями стихотворной организации, присущими трехстишиям.

Вышеизложенное позволяет предположить, что древнетюркские трехстишные миниатюры могут рассматриваться как одно из звеньев в эволюции трехстишных форм, ярко выраженной в современной тувинской поэзии в виде жанра ожук дажы, ибо, как отмечает И. В. Стеблева, «достижения древней культуры народа не исчезают бесследно, но в том или ином виде проявляются в культурах более поздних эпох» [Стеблева, 1976, с.145].

На наш взгляд, факт существования в тувинской литературе трехстишной формы ожук дажы, которая по фундаментальным признакам аналогична древнетюркским трехстишиям, зафиксированным в основном в бассейне р. Енисей, подтверждает преемственность традиций древней и современной литературы.
Таким образом, рассмотрение произведений современной тувинской литературы в контексте древнетюркского литературного пространства подтверждает мысль о непрерывности традиций художественной словесности.

---