О значении древнетюркского термина "эш"

О значении древнетюркского термина "эш"

В современном тувинском языке имеет слово эш, значение которого полностью передается в переводе на русский язык словом «товарищ». Как и вообще основная часть словарного состава тувинского языка, это слово восходит к глубокой древности, к тому периоду в жизни племен, составивших впоследствии основной компонент тувинской народности, который отражают памятники древней орхоно-енисейской письменности (VI-VIII вв.). Эти памятники в свое время были повергнуты тщательному исследованию и позволили крупнейшему советскому историку и археологу А. Н. Бернштаму дать в его капитальном труде подробную характеристику социально-экономического строя орхоно-енисейских тюрок. Некоторое внимание в этом исследовании уделено термину кадаш, значение которого, как будет показано ниже, тождественно термину эш.

А. Н. Бернштам определяет социальную принадлежность лиц, обозначаемых термином кадаш, в древнетюркском обществе. Он пишет: «Обращение к членам общины обозначается обычно термином кадаш – термином, которым называются отличные от бега и другой знати люди». Далее А. Н. Бернштам уточняет первое определение, придавая слову кадаш значение «сообщник», исходы из толкования данного термина как кат (сторона, бок) и эш (товарищи); термин кадаш «отражает пояснение новых территориальных связей  взамен более древних - родовых». Сообщники эти стоят ниже бега по своему имущественному положению. «Терминами типа кадаш, а особенно киши обозначались самые социальные низы». И в примечании А. Н. Бернштам добавляет: «Вообще упоминание кадаш обычно стоит в таких местах, когда кончились упоминания ближайшего родства и занятых лиц, что указывает на их сравнительно низкое социальное положение».

Таким образом, А. Н. Бернштам считает, что термином кадаш обозначается лицо (или группа лиц), не связанное с более высоким по социальному положению лицом родственными узами, зависимое от него и стоящее почти в самом низу социальной иерархии, ниже лиц, обозначаемых бег, эр или алп.

Однако в приведенное выше определение значения термина кадаш при чтении текстов напрашиваются коррективы. Исходным пунктом «низкого социального положения», лиц, обозначаемых термином кадаш, является место – после терминов, обозначающих родственников и знатных лиц – этого термина в предложениях древних памятников.

Так ли это? Изучение памятников показывает, что названной закономерности в расположении в тексте термина кадаш, как и эш, не наблюдается.

Возьмем «Первый памятник с Чаа-Холя» На передней стороне его, в первой строке, термин кадаш стоит  на первом месте, во второй – на последнем. По контексту 2-й строки передней стороны и 4-й строки задней стороны этого памятника отнюдь не следует низкое социальное положение лиц, обозначаемых термином кадаш: «(2) … каным элимке тапдым, билге өгем таптым, кадашым таптым эрдемим», (Я предано служил моему хану и моему государству. Я служил предано мудрому моему правителю. Я служил преданно своим товарищам. Моя доблесть…); «(4) эр эрдемим элимке таптым, тенриг… эдку кадашым адырылдым» (Геройски доблесть мою я дал на службу моему государству, небо… Я отделился (умер) от добрых моих товарищей). Здесь лицам кадаш придано важное социальное значение – о них говорится наравне с государством и ханом. Из текста можно полагать, что кадаш были верными, надежными сподвижниками, как их и называет вначале А. Н. Бернштам; более того, герой, от лица которого делается запись, считает за доблесть служение этим самым товарищам его (кадаш).

В ряде памятников в одном контексте с терминами родственников, но перед ними, а не после, как указывает А. Н. Бернштам, стоит термин кадаш. Например, встройке 5-й «Второго памятника из Кызыл-Чыраа»: «Кадашым куним jыта адырылдым…» (Мои приятели и родные мои…); или в первой строке «Третьего памятника из Тувы»: «бȁн сизиме кадашыма сизе огланым…» (Я вам моим, моим товарищам, вам мои сыновья…).

Это употребление термина кадаш, наряду с родственниками, к тому же близкими (в последнем случае -сыновья), свидетельствует о тесной связи героев эпитафий с кадаш и выделении последних из массы народа, называемого в них «кара будун».

О том, что кадаш представляли собой особу группу лиц, приближенных какого-либо родоплеменного вождя, свидетельствуют и надписи древних тюрок следующего содержания: «кадашым сизиме jолчы бȁн». (Мои товарищи, вам моим я предводитель) или: «сизиме үз кадашыма алты будуныма сизиме адырылдым». [От вас, моих ста приятелей, от шести родов моего народа, от вас моих я отделился (т.е. умер)].

А. Н. Бернштам утверждает значение термина кадаш на анализе текстов «Памятника с р. Уюк-Туран и некоторых памятников из Чаа-Холя, упомянутых уже выше. Однако даже если бы правильной была посылка о зависимости социальной значимости термина от его места в предложении, памятник с Уюк-Турана не дает права сделать вывод об отнесении кадаш к слоям, обозначаемым «кара будун».

На передней стороне памятники, после перечисления ближайших родственников (супруг и сыновей) покойного, говорится о кадаш: «күним кадашым» (Мои подруги и приятели, о горе, я отделился (т.е. умер) от вас!). На другой стороне памятника, наряду с упоминанием «кара будун», персонально перечисляется все окружение героя эпитафии, начиная с кадаш: «Каным түлбери, кара будун күлүг кадашым сизиме эл эшим эр үкүш эр оглан эр күдегүлерим, кыз келинлерим бөкмедим». [В отношении дач (от) моего хана, народной массы, славных моих героев, в отношении вас моих народных героев, моих мужей, солдат и моих зятьев, моих молодушек я не насладился ( и умер)].

В приведенном тексте и термин кадаш и термин эш переводятся словом «герой»: күлүг кадашым – «славные мои герои», эл эшим – «мои народные герои». Сделаем попытки некоторого уточнения значения переводимых терминов.

В переводе С. Е. Малова күлүг – «славный». В. В. Радлов в своем словаре дает два значения этого слова: 1. Известный, знаменитый; 2. Герой -0 в составе имен собственных. В Сайгакском, койбальском, чагатайском, уйгурском и др. языках күлүг означает «герой». Слова  күлүг кадашым «Памятника Уюк-Туран» В. В. Радлов переводит: «доблестные мои товарищи».

Таким образом, возвращаясь к тексту енисейской надписи, следует считать, что күлүг кадаш — это известный своим геройством приближенный из свиты, окружения Учин-Кулюга. Он не входит ни в состав его близких родственников, ни простого народа «кара будун».

Этот вывод находит себе подтверждение также в тексте «Пятого памятника с Чаа-Холя». Здесь термин кадаш имеет одинаковый с бег и кат (тесть) эпитет- уjар, в транскрипции С. Е. Малова, и очаг, в транскрипции 3 В. Радлова, переводимый последним словом аngеsеhеn — «уважаемый, почётный, знатный»; С. Е. Малов также дает перевод этому слову «знатный»; Т. е. лицо, обозначаемое кадаш, относится к категории «знатных» наряду с бегами и ближайшими родственниками.

Анализируя социально-экономический строй древних тюрок и енисейских киргизов и оперируя термином кадаш, А. Н. Бернштам совсем не затрагивает часто встречающийся в памятниках орхоно-енисейской письменности термин эш, возможно, считая его однозначным с термином кадаш.

Основания для отождествления терминов кадаш и эш имеются. Как  В. Радлов, так и С. Е. Малов в словарях, приложенных к своим работам, дают одинаковый перевод этих терминов — «товарищ», хотя в текстах единого перевода не придерживаются (см., напр., «герой», «сподвижник», «спутник» - наряду с «товарищ»).

В приведенном выше тексте «Памятника Уюк-Туран» подчеркивается важность, значительность категории лиц, называемых эш, — эпитетом им служит эл — народный (эл эжим — мои народные герои).

Один и тот же эпитет эдкү встречается вместе как с термином кадаш «эдкү кадашым адырылдым» («Первый памятник с Чаа-Холя»), так и с термином эш: «эдку эшиме адырылдым» («Памятник с Бегре»), где эдкү эшим, равно как и эдкү кадашым, - «добрый товарищ». Это также подтверждает единство значения разбираемых терминов.

Для установления значения, по нашему мнению, одинакового с кадаш термина эш представляет интерес надпись на «Памятнике с р. Хемчик-Чыргакы»: «....Мои оставшиеся друзья (?советники, товарищи по охоте), тысяча героев моих…». Термин эш здесь обозначает небольшую группу «товарищей», «советников» в отличие от многочисленной группы героев - эр, составляющих дружину родоплеменного вождя. Совершенно аналогичный, в этом смысле, текст встречается на «Памятнике Минусинского музея», но с термином кадаш.

На близость категории лиц, обозначаемых термином эш, к родоплеменным вождям или верхушке раннеклассовых государств указывает и текст памятника  Тоньюкука: Jltȁris qayan bilig ȁsin ücün alpyn ücün aipyn ücün,   переводимый С. Е. Маловым:Эльтериш-каган, ради своего сообщества со званием и геройством..., может быть переведен иначе, а именно: «Эльтериш.каган ради своих мудрых товарищей ради своих богатырей»,-и далее по С. Е. Малову-«на табгачей ходил сражаться семнадцать раз, против киданей сражался он семь раз...»

Таким образом, анализ содержания терминов эш и кадаш древнетюркских письменных памятников говорит об их однозначности.

Проведенное выше рассмотрение значения терминов кадаш и эш в контексте памятников орхоно-енисейской письменности позволяет сделать следующий вывод. Лица, называемые термином эш, или кадаш, принадлежат к социальной верхушке древнетюркского общества, но занимают подчиненное по отношению главы определенной родоплеменной группы положение, являясь его товарищами, сподвижниками. Они не входят в число родственников рода-или военачальника.

Этот вывод о значении терминов эш и кадаш находит свое подтверждение в произведениях тувинского героического эпоса, сохранившего некоторые традиции населения, оставившего на территории Тувы многочисленные памятники древней тюркской письменности

Повествования о далеких поездках героя эпоса за невестой и борьбе за нее в аале хана-тестя, о богатырских подвигах в сражениях с ханами-завоевателями в высокохудожественных образах-обобщениях раскрывают некоторые черты социальных отношений общества, в котором бытовали эти произведения.

В ряде героических сказаний тувинского народа встречается термин эш, содержание которого аналогично значению эш (кадаш) древнетюркских памятников.

В героическом сказании «Алдай-Буучу»! Хан-Буудай собирается в дальний путь, за невестой — дочерью Узун-Сарыг-хана. Отец героя, Алдай-Буучу, приглашает с третьего неба верхнего мира двух братьев—сына Толгечи — Толээ - Шынара и сына Белгечи — Белээ -Шынара, послав им богатые подношения. Двое братьев (алышкы) приехали с тремястами воинов и с низкими поклонами представились старику Алдай-Буучу, который с почетом принимает, угощает и просит их сопровождать своего сына: «Поезжайте с моим сыном, будьте его товарищами» (Мээң оглумга эш бооп чоруп көрүңер, оолдарым).

Как видим, двое спутников - эш Хан-Буудая не принадлежат к родоплеменной или территориальной организации Хан-Буудая и его отца, они не входят и в состав их подданных, называемых в тексте албаты или кожа-холбаа.

Эти двое предводителей дружин являются советниками героя в его свадебной поездке, но находятся в подчиненном к нему положении. Чуть только они проявили некоторую строптивость, как тут же были принуждены беспрекословно выполнять волю героя произведения. В этом отношении характерен следующий эпизод.

Хан-Буудай не послушался разумных советов своих спутников (эш)— Толээ-Шынара и Белээ-Шынара — и попал в беду. Те наотрез отказались ехать дальше с Хан-Буудаем, несмотря на все его увещевания. «Тогда Хан-Буудай сгреб обоих братьев вместе с их конями, засунул их в переметные, сумы и направился по дороге один». «Товарищи» Хан-Буудая и затем продолжали помогать ему. По возвращении Хан-Буудая домой об этих помощниках его нет больше ни одного слова.

Такими же помощниками-спутниками героя в его свадебной поездке являются в героическом сказании «Танаа-Херел»    вызванные из верхнего мира два брата: сын Белгечи — Бели-Шынар-бег и сын Толгечи — Дожу-Шынар-бег. Они в эпосе именуются эш-кош.

На вопрос хана, сколько Танаа-Херел поведет за собой подданных, сколько погонит скота, герой отвечает:

«— Зачем мне скот и подданные, я сам найду себе товарищей» (эш-кош- ту бодум тып алгай мен аан). Приезжает Танаа-Херел в свой аал и обращается к матери-земле, отцу-небу:

«— ...В далекую землю еду я, пожалуйте мне выносливых товарищей и не устающих коней» (Аштавас-суксавас эш-коштан, арбас-турбас аът. хөлден • хайырлап көруңер).

К Танаа- Херел прибывает сын Белгечи — Бели-Шынар-бег, ведя за собой : пятьдесят воинов, затем сын Толгечи — Дожу-Шынар-бег, ведя за собой сорок  воинов. И Танаа-Херел отправляется в путь во главе двух бегов, возглавляющих свои дружины.

По возвращении из свадебной поездки Танаа-Херел отдает в жены своим спутникам-бегам двух царевен со всем их приданым и отправляет вместе с Дружинами снова в верхний мир.

Как и в «Алдай-Буучу», в «Танаа-Хереле» эш являлись спутниками героя в его свадебной поездке, предводителями дружин, но, в отличие от «Алдай- Буучу», они титулом бег причислены к верхушечным слоям общественной группы. Из того факта, что герой, отправляя их обратно, отдал им в жены двух царевен, следует, что по отношению своих «товарищей» герой несет и обязанности. О возможности добровольной зависимости между героем произведения и его спутниками (эш) говорит тот факт, что Танаа-Херел, давая своим спутникам в жены царевен и отправляя их в верхний мир, вместе с тем и обязывает их: «Вы присматривайте вверху, а я буду внизу смотреть».

Подобную же характеристику термину эш можно дать на основании текста из героического сказания «Моге Шагаан-Тоолай».  Здесь также персонаж сказания Алдын-Аас едет за невестой в далекую, с большими опасностями по дороге, землю, к Малчын-Эге-хану. Парень, встретившийся в пути Алдын-Аасу, предлагает: «Что если я, став вашим товарищем, поеду с вами, буду держать вашего коня, разводить для вас костёр?» (Ынчаарга сени эдерип, аътыңар ап, одуңар одап, кады эш бооп чорзумза кандыгыл?).

Лицо, обозначаемое здесь кады эш,  сопутствует в пути в качестве, можно сказать, простого работника. Однако в ходе дальнейшего изложения событий этот сотоварищ ведет себя независимо со своим патроном, а впоследствии  отказывается от него и едет сам, один, в опасный путь и в жестокой борьбе с соперниками завоевывает право на невесту — дочь Малчын-Эге-хана.

Таким образом, и в этом произведении термином эш обозначается спутник, сподвижник, по своему положению стоящий несколько ниже того лица, которого сопровождает. Отношения зависимости устанавливаются только на период поездки, по предложению того лица, которое именуется эш.

В героическом сказании «Бокту-Кириш и Бора-Шээлей», богатырские подвиги в котором совершает девушка Бора-Шээлей, принявшая облик своего брата (Бокту-Кириша), функции помощников героя выполняют двое Саин- Улаатов. Это — духи-хозяева двух гор, расположенных позади аала, в котором родились и жили Бокту-Кириш и Бора-Шээлей. Саин-Улааты из родных мест прибывают к Бора-Шээлей, оказавшейся на чужбине в период состязаний за невесту, они помогают Бора-Шээлей советом и своим участием в состязаниях.

В этом произведении нашел отражение родовой культ гор; далее, это свидетельствует о существовании обще родовой территории,  ибо мало вероятно, чтобы почитание территории было привилегией одной семьи. В наиболее важных предприятиях член рода пользовался, по древним представлениям, помощью и поддержкой своих сородичей, и прибытие Саин-Улаатов — добрых духов-хозяев родных мест — олицетворяет участие в предприятии героя произведения таких его сородичей. Тем более вероятно участие сородичей в свадебной поездке героя.

Персонажи героического сказания «Бокту-Кириш и Бора-Шээлей» –двое Саин-Улаатов, гениев-хранителей родных мест, и были первообразами помощников (эш) героя в эпическом творчестве народа, резвившимися в помощника— предводителя дружины в героических сказаниях «Танаа-Херел» и «Алдай-Буучу».

Характерно, что помощники героя, как именуемые эш, так и не имеющие такого определения, но выполняющие те же функции что и эш, сопутствуют герою только в его свадебной поездке. Напрашивается объяснение такой функции этого персонажа в эпосе отражением в нем древних свадебных обычаев, характерных для периода родового строя.

В процессе развития эпических произведений, обусловленного историческим развитием их творцов, с разложением родового общества и появлением родоплеменной знати, узурпировавшей власть, персонажи эпоса, именуемые эш, утрачивают некоторые свои прежние черты, характерные для родового строя, и приобретают новые черты, характерные для периода военной демократии.

Сравнительное изучение содержания текстов камнеписных памятников орхоно-енисейских тюрок и произведений тувинского героического эпоса обогащает понимание многих социальных явлений, отраженных в этих памятниках культуры и в данном конкретном случае позволяет сделать аргументированный вывод о социальном значении термина эш (кадаш).

  1. Термин эш (или кадаш) первоначально, в период первобытно-общинных отношений, обозначал группу лиц, связанных узами родства в силу принадлежности к одной общей родоплеменной группе. Член этой группы становился спутником, помощником, товарищем не в силу зависимого положения, а в силу осознания чувства долга по оказанию взаимной Помощи своему сородичу («Бокту-Кириш и Бора-Шээлей»). Эта сторона в значении термина эш продолжала оставаться и в период развития феодальных отношений в силу живучести некоторых сторон общественной жизни доклассовой формации.
  2. В период разложения первобытно-общинных отношений и становления классового общества термин эш означает группу лиц, являющихся сотоварищами спутниками сподвижниками вождя родоплеменной группы или раннеклассового государственного образования. Они входят в состав окружения хана, характеристика которого, данная Б. Я. Владимирцовым в отношении  монголов XI — XII вв., полностью применима и к этому периоду: «...ханом становился тот, кто мог и умел захватить «власть», при поддержке своих родовитей, своего и близкого рода».

Скупые строки орхоно-енисейских памятников говорят о том, что эш (ка- даш) представляли собой свиту родоплеменного вождя - военачальника - бага, наряду с эр, алп. Однако анализ произведений тувинского героического эпоса позволяет уточнить это положение.

Во-первых, эш может означать лиц, именуемых в древнетюркских письменных памятниках бег, эр, алп.

Во-вторых, эпос подтверждает мнение А. Н. Бернштама о том, что термин кадаш (и эш) выражает уже не древние, родовые, а новые — территориальные связи. Эпос рисует спутника, товарища героя живущим где-то далеко от владений героя, являющимся к нему не по распоряжению, как подданные героя, а по его просьбе, пользующимся самостоятельностью. Эш — это предводитель дружины, советчик и помощник, спутник героя в походе, по окончании его возвещающийся к себе. Это все дает право считать, что эш (кадаш) сам является предводителем определенной родоплеменной или территориальной группы, но связанным с лицом, которое он сопровождает, какими-то узами по линии родоплеменных отношений или по линии договорных отношений, возникших в результате создания военных союзов между отдельными группами населения для отражения нападений врага или для совместных набегов.

  1. Установленное тождество термина эш памятников орхоно-енисейской письменности и памятников устного народного творчества, принадлежащих тувинскому народу, служит дополнительным свидетельством этногенетических связей современных тувинцев с населением Верхнего Енисея VI—VIII вв., оставившим многочисленные памятники древнетюркской письменности.
  • Ооржак Саяна Маадыр-ооловна
Гребнев, Л. В. О значении древнетюркского термина ЭШ / Л. В. Гребнев. – Текст: непосредственный // Ученые записки / отв. ред. Н. А. Сердобов. – Кызыл, 1958. – Вып. VI. – С. 238-245.